в котором мои бабушка Попова (ур. Белокурова) Анастасия Яковлевна и тетя — Панина Ольга Ефимовна жили около двадцати лет после того, как их собственный большой дом сгорел в 1946 году. После этой трагедии всю семью, кроме моей мамы, которая к тому времени уже училась и жила в Петрозаводске, взяла в свой дом младшая сестра бабушки — Титова (ур. Белокурова) Евдокия Яковлевна. Немного позже она привезла туда и третью сестру — Лебедеву (ур. Белокурову) Федосью Яковлевну, которая жила в Мурманске одна после расстрела мужа в 1938 году, гибели во время бомбардировки города единственной дочери Марии в 1942 и скорой смерти оставшейся без матери новорожденной внучки.
К тому времени, которое я уже помню, они жили в этом доме вчетвером, моя бабушка с сестрами и мамина старшая сестра — тетя Оля. Я гостила у них часто. Тогда мне еще не было трех лет, дом казался огромным, пороги — невероятно высокими, а лестница, по которой не разрешали спускаться одной, интересовала очень сильно. Она была такой удобной — широкие ступеньки, на которых можно было бы играть, и отполированные до блеска множеством рук деревянные перила, по которым хотелось скатиться, и такое интересное ограждение наверху — ведь там можно было пролезть между планками. Но, какая жалость — в коридор одной выходить было нельзя. Лестница в доме, действительно, очень основательная. Ступени сделаны из толстых досок до полуметра шириной, служат уже почти сто лет, и ничего им не делается.
Но однажды бабушки все же не доглядели. Я была в комнате и наблюдала через дверь за бабой Настей, которая хлопотала на кухне. Дверь из кухни, как обычно в карельских домах, выходила в большой коридор на втором этаже. Ведра с водой стояли в коридоре, и бабушка время от времени выходила либо за водой, либо за чем-то еще, переступая через высокий порог. А я через этот порог тогда переходила совсем иначе: один шаг — на порог, второй — с порога за дверь. И мне вдруг захотелось переступить через порог как бабушка. Поскольку в опасный коридор меня одну не пускали, я взяла чашку и пошла «за водой». Бабушки не усмотрели в моих стратегических планах никакого подвоха, и мне удалось осуществить задуманное, правда с плачевным результатом в прямом смысле слова. Через порог переступить не удалось, ноги запутались, попытка пройти в дверь «по-взрослому» закончилась падением, разбитой чашкой и довольно глубокой раной на ладони. Я не помню боли, помню только, что было много крови и я орала на всю деревню. Кто-то из бабушек быстро сбегал за тетей Настей Гавройн. Анастасия Васильевна Акимова (ур. Попова) работала в Сямозере фельдшером. Она жила недалеко и пришла очень быстро, обработала ранку и сделала перевязку, очень ласково со мной при этом разговаривая и успокаивая. Рука зажила незаметно, но этот случай остался в памяти, как и небольшой шрам на ладони — на всю жизнь.
Моя бабушка Анастасия Яковлевна опекала меня очень тщательно. Когда я была в Сямозере, она всегда была рядом, хотя я не помню, чтобы она играла со мной. К сожалению мне не пришлось с ней полноценно пообщаться. Когда я родилась, ей было 66 лет, вскоре у нее развился склероз, которым она страдала много лет. Не пришлось поговорить с ней о ее детстве, узнать своих прадедах и прабабушках, о том, какой была жизнь в Сямозере в ее молодые годы.
Сестру бабушки Федосью Яковлевну я звала, как мама, тетей Феней. Из сестер она была самой симпатичной внешне. Ей пришлось пережить потерю всей семьи. Об этом она ничего не рассказывала, о чем я сейчас очень сожалею. Мы почти ничего не знаем. Вообще бабушки не рассказывали о себе. То ли это связано со страхом за жизнь свою и близких и привычкой молчать со сталинских времен (многие из их предков были священнического рода), то ли просто тяжело было вспоминать. К сожалению, теперь уже не спросишь. То ли по своей природе, то ли переживания наложили отпечаток, но тетя Феня была довольно сдержанна. Я с ней общалась совсем немного и совсем не так, как со своей бабушкой или, особенно, с тетей Олей. Ее собственный уголок в доме был около двери в горницу. Там стояла большая никелированная кровать, над которой висели портреты, а у окошка — высокий комод с блестящими ручками. В комоде было аккуратно сложено белье и множество кружевных изделий. Тетя Феня великолепно вязала крючком. Очень красиво связанные скатерти, покрывала, накидки она дарила родным. Изделия до сих пор бережно хранятся в наших домах и напоминают о ней. А в одном из ящиков комода у нее всегда были шоколадные конфеты с лимонной начинкой. И она каждый раз, когда открывала этот ящик, давала мне конфету. До сегодняшнего дня вкус лимонных конфет сразу же напоминает мне тетю Феню.
Как-то раз я с ней вместе была в сямозерском магазине. Тогда магазин был в том доме, где позже располагался клуб. Там были деревянные прилавки, как в магазинах в старых фильмах, а товары раскладывались на полках за прилавком вдоль одной стены. Тетя Феня купила продукты, какие-то еще нужные вещи, а мне — красивую куклу. Я ее назвала Катей. Только значительно позже, уже будучи взрослой, я поняла всю цену этого подарка. Ведь какую пенсию получали наши бабушки в начале 60-х? Копейки! Хороший чай не всегда могли себе позволить. А хотелось порадовать маленькую девочку, у которой, кстати, недостатка в игрушках не было. Но все равно хотелось. Наверное, своих дочку и внучку в это время вспомнила... А еще тетя Феня очень помогала бабушке растить моих двоюродных сестер, дочерей тети Оли, оставшихся без родителей после войны (отец пропал без вести на войне, а мать в сталинские времена была арестовала и до 1953 года находилась в лагере в Норильске) . Но ко времени моих воспоминаний они уже были взрослыми.
Тетя Феня очень любила кошек. В доме Евдокии Яковлевны, или тети Дуси, всегда держали двух кошек. Но я в детстве была уверена, что это кошки тети Фени. Они спали вместе с ней на ее кровати, а если она сидела на стуле, сразу же прыгали на колени. Гладила она их основательно, сильно прижимая, как будто делала массаж. У кошек с каждым поглаживанием глаза выпячивались. Но, видимо, им это нравилось.
Еще она любила читать. Образование ее, очевидно, ограничивалось парой классов деревенской или церковной школы, ведь в конце 19 века в деревнях не очень-то занимались обучением девочек. А жаль! С таким интересом к любым книгам она наверняка могла бы достичь многого. Она с неизменным интересом читала абсолютно все книги, которые я когда-либо приносила в дом. Прямо ждала, когда я вернусь из библиотеки, и сразу же брала какую-нибудь книгу. Почему-то сама в библиотеку не ходила. Читала она по слогам, вполголоса, и была в это время полностью поглощена книгой.
Третья сестра — Евдокия Яковлевна была строгой, но справедливой. В таких правилах она когда-то воспитывала своих детей, а потом и внучек. За то долгое время, когда ее сестры и племянница жили в ее доме, а мы с мамой и взрослые дочери тети Оли приезжали в этот дом как в свой, она никогда, никому и ни разу не дала понять, чей это дом и кто здесь хозяйка, какие бы ни возникали разногласия, как бывает в любой семье. Но сестры Белокуровы были очень дружны и близки. Они росли с отцом, мать умерла рано, видимо, этим объяснялась их большая привязанность друг к другу. Они никогда не ссорились.
Дом Титовых и сейчас для меня самый родной в Сямозере. Теперь там живут летом дочери тети Дуси, двоюродные сестры моей мамы — Зинаида Григорьевна и Мария Григорьевна. Дом такой же гостеприимный как и раньше, теплый, уютный. Стоит только туда зайти — и сразу ощущаешь запах дерева, скошенной травы, карельских пирогов, запах детства. И охватывает чувство покоя, безопасности и уюта, как всегда в этом замечательном доме.
Когда я была еще совсем маленькой, это чувство возникало особенно в осенние и зимние вечера, когда сидишь на теплой печке, а тетя Оля вносит в комнату керосиновую лампу (электричество в деревню тогда только провели, и свет по каким-то причинам зачастую гас, чему я очень радовалась, потому что тогда зажигали керосиновую лампу, которая создавала необыкновенный уют ), и бегут по стенам тени, а лампа теплым живым огнем неярко освещает комнату, в комнате тихо, на печке приятно тепло. И как же хорошо там было листать книжки тети Оли про железную дорогу! Читать я еще не умела, да и нечего там мне было бы читать — книги были профессиональные, тетя Оля работала на железной дороге. Но мне почему-то очень нравились картинки семафоров с их разноцветными огнями. Эти книги я могла листать подолгу. Чем-то они завораживали.
Вспоминаются семейные чаепития за большим столом. Самовар на столе, пироги, все собираются чаевничать. Лучше всего было, когда и мама была в Сямозере. А особенно интересно чаепития проходили, когда в доме были гости. За самоваром сидела тетя Дуся, разливая чай. Разговаривали о деревенских делах, смеялись, шутили. Атмосфера была непередаваемо душевная. А чай какой вкусный из сямозерской воды! Тогда для чая использовали озерную воду. Вода в озере было чистой, такой необходимости ходить за водой на родник, как сегодня, не было. С Холодного Ручья воду приносили только изредка. И почему-то чай из озерной воды был даже вкуснее, чем из родниковой. Особенно с карельскими пирогами всех сортов!
Ночами же за окнами была оглушительная тишина, от которой просто звенело в ушах и которая нарушалась лишь всплеском воды под веслами, если кто-то под утро возвращался с рыбалки. Такой тишины сегодня уже не услышишь.
Простое убранство дома, множество окошек в комнате, портреты дедов и прадедов на стенах, самовары, русская печка, домотканые дорожки на полу, большой стол, озеро за окнами — это все в памяти с детских лет, до сих пор согревает, умиротворяет, дает силы. И пусть этот дом стоит еще долго-долго! Я хорошо помню, как в Сямозере сгорела церковь. Вернее, здание бывшей Успенской церкви, которое к тому времени использовалось под клуб. Судя по тому, как это помнится, мне было года четыре, то есть это было в 1961/1962 г. Не помню, как пришло известие, но бабушки побежали к церкви. Конечно, кто-то из них остался со мной, но не помню кто. Я смотрела на зарево из окна горницы в доме Титовых. Помнится, что было довольно темно. К сожалению, никто сейчас не может назвать точную дату, когда это случилось.
Само здание церкви помню смутно. Тогда я была еще совсем маленькой. Однажды мы с мамой и тетей Олей смотрели там фильм «Большой вальс». В бытность здания церкви клубом там показывали кино. Помню, что вокруг церкви домов не было на большом расстоянии. Но и крестов на могилах на церковном кладбище уже не было. Ограды тоже. Почему-то сохранилось ощущение, что стены бывшей церкви были голубого цвета. На второй этаж вела большая и широкая лестница, наверху направо был вход в большой зал. Из фильма запомнился лишь один кадр. Фильм я тогда, конечно же, не выдержала, запросилась домой. Со мной ушла тетя Оля. Запомнилось, что она совсем не переживала по этому поводу, ласково разговаривала со мной всю дорогу, смеялась, хотя ведь наверняка ей хотелось посмотреть фильм целиком — не так уж много развлечений было тогда в деревне и в ее жизни.
Когда церковь сгорела, клуб какое-то время был в другом месте. Потом на Тювелице построили новый магазин, а старый переделали в клуб. К тому времени я уже стала постарше и бегала в библиотеку, которая занимала половину здания клуба, за книжками. В Сямозере была замечательная библиотека. В то время, когда в Петрозаводске с книгами было плохо, и даже в библиотеках желаемую книгу надо было ждать очень долго, в Сямозере все можно было найти с легкостью и читать, читать, читать. Чего там только не было! Классика любая — и российская, и зарубежная, собрания сочинений в свободном пользовании, современная литература. А подборка детских книг! Мечта любой библиотеки. Там можно было найти все самое лучшее. Там встречались книжки, которые мне очень нравились в дошкольном возрасте, и которых я позже не находила ни в одной городской библиотеке. Например, была такая книжка «Во дворе играют дети». Добрая, поучительная, смешная, с замечательными иллюстрациями. И еще позже, в школьные годы, на каникулах в Сямозере я отводила душу . Сколько там было всего интересного, в этой деревенской библиотеке! Заведующей клубом и библиотекарем работала Зинаида Николаевна Гакал. И даже если время было нерабочее, или выходной день, она все равно, даже по просьбе детей, в любое время приходила в библиотеку выдать книги. Дом их был рядом, но тем не менее это было дополнительное беспокойство. А Зинаида Николаевна никогда не отказывала. Сколько раз я, тогда лет <nobr>10-12,</nobr> прибегала к ней с просьбой поменять книги, а она говорила: «Сейчас, корову только подою и сразу приду. Подожди немножко.»
В клубе показывали кино, устраивали праздники и танцы. Фильмы были каждый вечер. Киномехаником тогда работала Артамонова Ольга Васильевна. К шести часам вечера жители Сямозера собирались в клубе. Смотреть кино всей деревней было весело. И повидаться со всеми интересно, и обсудить увиденное в антракте между частями фильма, когда киномеханику надо было перезарядить аппарат (фильмы были на пленке и, как правило, на двух бобинах).
Танцы устраивали не так часто, но время от времени молодежь собиралась потанцевать, а мы — ребятня, приходили посмотреть и наблюдали за происходящим со «сцены».
Новогодние праздники в клубе — это отдельный предмет для разговора. Они были замечательными: с елкой до потолка, украшенной со всем старанием, мишурой, конфетти, костюмами, дедом Морозом, лотереей, подарками. Устраивались обычно 31 декабря, в канун нового года. Вся деревня, от мала до велика, собиралась в клубе. Сямозерцы одевались понаряднее и с удовольствием проводили время вместе, а уж потом расходились по домам встречать новый год под бой курантов.
Вторым местом встреч был деревенский магазин. Сямозерские женщины приходили за продуктами и другими товарами с запасом времени на общение. Постоять в очереди и обсудить все новости для них было удовольствием. Что купить — выбирали не спеша, доставали принесенные с собой мешочки под муку, крупу и сахарный песок, которые продавались вразвес, тут же размышляли, что еще стоит взять, а чего не стоит, обменивались мнениями, перекидывались шутками с продавцом Надеждой Егоровной. Бывало попадешь в такую очередь, когда тебя отправят, например, за хлебом, и простоишь там пару часов, умирая от тоски, даже если перед тобой всего два-три человека. Но увлеченные беседой женщины этого не замечали: как же может быть скучно в таком интересном обществе!
Молоко же в то время в магазин не завозили, молочные продукты покупали у своих, деревенских, кто держал коров. Личных коров было не так уж много, но до десятка набиралось. Многие держали овец. Были в деревне и лошади. Лошадей и овец на лето перевозили на остров Пелдосуари, где иногда навещали, чтобы они совсем не одичали. На острове животные паслись на свободе все лето, их никто не трогал. Сено для них заготавливали в деревне. Поэтому нам в детстве не разрешали бегать по травостою, предназначенному для покосов. Ну а на остров иногда ездили компанией и просто, чтобы позагорать и отдохнуть. Там ведь замечательный пляж.
А на полях за деревней паслись совхозные коровы. Их было большое стадо. В Сямозере была ферма, где коров доили летом. Ферма располагалась на берегу у родника Холодный Ручей. Родниковую воду использовали для охлаждения бидонов с молоком. Зимой стадо перегоняли в Эссойлу. В конце <nobr>60-х</nobr> какое-то время поля за деревней засевались горохом. Тогда в полях расли и васильки, которые дети, конечно же, бегали собирать. Ну и сладким горошком лакомились там же.
Когда бегали купаться на Тювелицу, на песчаный пляж, каждый раз забегали в дом Палкиных, «к дедушке с бабушкой» — Палкиным Ивану Федоровичу и Евдокии Семеновне. Они тогда уже были старенькими, жили с дочерью — Антроповой Любовью Ивановной. И как же рады и приветливы они были каждый раз, хотя мы порой могли быть надоедливы! Угощали нас морковкой, репкой или чем-нибудь еще, расспрашивали о наших ребячьих делах. Вообще дел у ребятни летом было много. Проводили на улице все время. В Сямозере тогда были и местные ребятишки, так что компания для игр всегда собиралась большая. Играли в «лапту», «штандер» и «кислый круг» — это подвижные игры с мячом и беготней, в прятки, купались много раз в день, независимо от температуры воды, пускали мыльные пузыри на ветру, бегали на горку за земляникой, вечером — в кино, и так каждый день. Конечно же, и полезное что-то делали — за молоком и в магазин ходили, посуду на берегу мыли, сено помогали собирать, на остров на лодке плавали овец проведать, за ягодами со взрослыми ходили. Заняты были все время, скучать времени не было. А если день выдастся дождливый — тогда очень уютно было читать, лежа на чердаке на сеннике под шум дождя по крыше.
Общее впечатление от того времени — жаркое лето, разноцветье трав, озеро в солнечных бликах, вода и горячий песок на берегу, море воздуха, компания друзей, интересные книжки. Это — Сямозеро моего детства.
Судавная Ольга в 11:32, 8 октября 2010 (EEST)
Валя спасибо. С удовольствием прочла твою новую работу! Очень трогательно...что-то внутри перевернулось. Еще больше люблю эту деревню, теперь уже не только за ее красоту,но и за людей.