Материал из Сямозеро.ру

Великий Сюндю: святочный дух с ликом Спасителя

Сямозеро.ру >>  Сямозерье |  Научные публикации о Сямозерье  \  Мифология и обрядность сямозерских карел

Часть статьи Алексея Конкки Материалы по календарной мифологии и календарной обрядности сямозерских карел. Ссылки на остальные части можно найти в разделе Научные публикации о Сямозерье.


О календарной обрядности сямозерских карел, помимо нескольких беглых упоминаний, практически нет сведений в литературе. В литературе XIX века, в том числе в заметках о народном календаре и верованиях олонецких карел в этнографической периодике того времени, чаще всего отсутствуют конкретные места записи, что в нашем случае делает эти сведения пригодными лишь для обобщенных сравнений. В тех немногочисленных полевых материалах, собранных в сямозерских деревнях фольклористами и этнографами в течение прошлого столетия, сведения по народному календарю носят фрагментарный или случайный характер.

В данной ситуации все, даже беглые, но паспортизированные архивные сведения по календарной тематике представляют несомненную ценность. В результате кропотливой работы удалось собрать воедино и скомпоновать разнохарактерный архивный и полевой материал. Источниками раздела явились:

1. ранее не публиковавшиеся рукописные материалы экспедиционной поездки, предпринятой автором в село Сямозеро и окружающие его населенные пункты летом 1984 года (далее в тексте — МА), когда целенаправленно собирался материал по календарной обрядности и мифологическим представлениям карел.

2. заметки по народному календарю родившегося в 1891 году в селе Сямозере знатока сямозерского говора Ефима Попова, а также материалы Алекси Коскинена из дер. Проккойла Сямозерской волости, хранящиеся в Фольклорном архиве Финского Литературного Общества в Хельсинки (SKS).

3. материалы Сямозерского словника, который был составлен Эдвардом Ахтиа в первые десятилетия XX века, и которые были использованы при подготовке рукописи 6-томного Словаря карельского языка (KKS, I-VI).

4. некоторые сведения были предоставлены коллегами — авторами настоящей монографии и почерпнуты из литературных источников, содержащих общие этнографические материалы по Сямозерью.

В разделе около половины материалов посвящено зимним Святкам (synnynmua), достаточно разнообразно представлены обряды повышения девичьей «славутности» (lembi), происходившие в промежуток между Ивановым и Петровым днями (viändöi, см. Конкка 1992). К рубежу XIX-XX веков относятся ценные сведения о местной традиции летних праздников, связанных с жертвоприношениями животных (ср. Конкка 1988). Приводятся материалы и по другим, преимущественно весенне-летним праздникам — обрядности пасхального цикла, обычаям на Ильин и Спасов дни. Публикуется список местных «храмовых» или «престольных» праздников по деревням Сямозерской волости, составленный с использованием различных письменных и устных источников. Учитывая особое место, которое занимают в календарной обрядности и мифологии представления о Сюндю, им посвящается специальная, предваряющая раздел и построенная на использовании сямозерских материалов, статья.


Великий Сюндю: святочный дух с ликом Спасителя


Святочная обрядность (зимние Святки, период от Рождества до Крещения, с 25.12/7.1 по 6.1/19.1 — через черту приводятся даты по новому стилю) у большинства европейских народов представляла собой целый обрядовый комплекс, своеобразную консистенцию календарных обрядов. По установившейся традиции из него выделялись (и исследовались как самостоятельный предмет) гадания, ряжения, групповое поведение молодежи, а также социальная и хозяйственная функции святочных действ и представлений, в том числе, приметы о погоде и урожае. В нашем случае к этому «списку», как минимум, следует добавить поведенческие запреты периода святок, крещенские обряды купания в проруби и представления о святочном мифологическом персонаже — «хозяине» святочного времени, с которым у карел непосредственно связана значительная часть обрядовых действ.

Как отмечалось ранее (Конкка 1989; Конкка 2003, 130), мифологические представления карел о святочных духах-хозяевах, во-первых, архаичны и во многом уникальны, во-вторых, разнообразны как по части терминологии («Водяная хозяйка», «Крещенская Старуха» или «Баба Виеристя», «Крещенская свинья», «Баба Сюнди», «Сюндю»), так и по части отличительных признаков мифологических персонажей и их ипостасей. На сравнительно компактной территории современного расселения карел выявлено несколько районов, имеющих самостоятельные комплексы мифологических представлений, связанных с зимними Святками. В разных географических зонах различны и наименования святочного периода, имеют свою специфику названия ряженых (о святочном ряжении см. Конкка 2002).

На территории ливвиковско-людиковского ареала в Южной Карелии и, частично, на территории проживания носителей собственнокарельского диалекта в Средней Карелии у поросозерских, ребольских и сегозерских карел (относительно последних см. Конкка 1980, 91-92, 104-110) в значении «святочный дух» известен термин Сюндю (Syndy) или Сюнди (Syndi, Synti).

В изданном Финно-угорским обществом Словаре карельского языка (собственнокарельский и ливвиковский диалекты) приводится два значения слова synty: 1. «происхождение, начало вещей» (ср. фин. syntyä «рождаться» — А.К.), 2. «мифологическое существо, которое по поверьям находится на земле с Рождества до Крещения и связано с обычаем „слушания“ святочных предзнаменований» ( т. е. гаданиями — А.К.).

Из Сямозерской волости (материалы Э.В. Ахтиа) в словарной статье synty приводятся следующие примеры: Synnymmoan aigas syndy moal kävelöy, 12 yöd om moam peäl. Syndyö nähtih buit ennen vahnaz, matkai kui heinysoatto mustu libo kui tšingoitettu hurst’i mual lendi peldoloi myö. Kykkyizilleh syndyö kuunellah, pyhkimel katetah, yks tšuras seizou shiizhman kel, sid ei syndy koske. Pidäy synnyl porrastu pastoa vieristeä vas(t) kokkoi (lähtendysynnympeän) (KKS, V, 607) — «В Святки Сюндю ходит по земле, 12 ночей на земле находится. В былые времена будто бы видели Сюндю, двигался как черная копна сена или как (будто) натянутый кусок мешковины (парусины) летал по земле над полями. --- Сюндю слушают на корточках, скатертью закрываются, (кто-нибудь) один в стороне стоит со сковородником, тогда Сюндю не тронет. --- Надо для Сюндю коккой[1] — лестницу испечь в канун Крещения, перед днем его ухода».

Здесь как бы пунктиром обозначены основные элементы представлений и обрядовых действий, связанных у сямозерских жителей со святочным персонажем Сюндю. Ниже мы попытаемся их раскрыть подробнее. Рассказы же об обрядовых действиях (в том числе о выпечке хлебов, гаданиях, ряжениях и т.д.) достаточно хорошо представлены в прилагаемых полевых материалах. Сюндю, показываясь в образе летающего холста или поскони, способен был, по представлениям местных жителей преодолевать значительные расстояния. В 1926 году информатор Эдварда Ахтиа Устья Нестерова, родившаяся в 1900 году в дер. Логинсельга, рассказывала о Сюндю, который, появившись над горой на одной стороне озера, пролетел над заливом и скрылся за второй горой на противоположном берегу (архив KKS, сообщение редактора Леены Йоки). Единственные в своем роде сведения, также связывающие Сюндю с небесной сферой, были получены в 2000 году от жителя дер. Лахта Павла Максимова (род. в дер. Корбиниеми в 1936 г.). Сюндю, по рассказам старожилов, мог принять образ северного сияния (сообщение Л.И. Ивановой). Что же касается такой ипостаси Сюндю как копна сена, то следует отметить, что растительная символика присутствует в том или ином виде в представлениях о святочных духах практически у всех групп карел от Приладожья до Кандалакши.

Святозерский учитель Николай Лесков, активный собиратель фольклорных и этнографических материалов среди людиков и ливвиков Олонецкой губернии и карельского населения сопредельных финляндских территорий, рассуждая в «Живой старине» в статье «Святки в Кореле» об олонецких карелах в целом, касается и вопроса о Сюндю. По мнению Н.Ф. Лескова Сюндю — «особого рода божество», пребывающее на земле преимущественно в зимние Святки. Некоторые видели Сюндю, пишет Лесков, по их рассказам Сюндю имеет вид движущейся копны сена и нехорошо человеку оказаться на пути его — «человека он обязательно задавит» (Лесков 1894, 222-223). Финский языковед Яло Калима опубликовал в 1928 году статью «О карельско-вепсском имени Спасителя», в которой проанализировал южнокарельскую терминологию зимнего святочного периода с основой synd-. На территориях проживания ливвиков, людиков и суоярвских карел (частично и в районе Иломантси) был известен термин сюннюнмуа (synnynmua, syndynmua, synnyinmua) или synnynmuanaigu, обозначающий время от Рождества или от рождественского сочельника до Крещения. У прионежских вепсов в этом же значении зафиксирован термин сюндюм (syndym), у южных вепсов syndym означает «день Богоявления», т.е. Крещение (Kalima 1928, 257).

Помимо сюннюнмуа в сямозерских деревнях для наименования зимних святок использовался термин viändöi (от viändyö «гнуться», «изгибаться», «закручиваться», «поворачиваться» — ср. СКЯ, с. 437), которым чаще всего назывался промежуток между Ивановым и Петровым днями, т.е. летние Святки.

Автор располагает несколькими свидетельствами из Сямозера, Ахпойлы и Нижней Салмы о применении термина вияндёй для обозначения зимних святок. Есть свидетельства и из других районов Карелии, например, из Ребол и Поросозера.

Интересные сведения о разделении святок на два периода привел П. Т. Костилов из села Сямозера. Он рассказал, что в прежнее время Васильев день (1 января) имел также название Viändöi, а viändöinaiga, т.е. «время вияндёй» помимо летних святок, было еще и названием периода от Василия до Крещения, т.е. второй половины зимних святок, когда, по его мнению, занимались гаданием, т.е. «слушанием Сюндю» (см. ниже записи от Костилова). В данном случае, учитывая значения основы viänd-, напрашивается сравнение с разделенными на две половины заонежскими Святками — «кривыми» и «прямыми», последние из которых по времени совпадали с общепринятым периодом святок от Рождества до Крещения. В кривые Святки (от 12.12 до 24.12), по утверждению П. Коренного, в основном ходили ряжеными, гаданием практически не занимались. Гадание, во всем своем многообразии, происходило на прямые Святки (Коренной 1915, № 52, ср. Логинов 1988, с. 72-73). Гадания были связаны с пребыванием Сюндю на земле (у русских Олонецкой губернии это был Святке или Цюнда, см. Куликовкий 1898).

Помимо того, что сам процесс гадания в Святки назывался «слушанием Сюндю», многие конкретные его формы в народных представлениях связывались с именем «духа святок». Приведем только два примера. Испеченный хозяйкой первый рождественский блин, который кто-то из молодых членов семьи одевал на голову, прокусывая дырки для глаз и носа (ср. то же в Заонежье, Логинов, с. 73), и в таком виде выходил на улицу слушать, у некоторых групп карел назывался synnynhattara (у северных людиков) или synnynkakkara (у сегозерских карел), т.е. «блин Сюндю». В Словаре карельского языка приводится следующие примеры из сямозерского словника Э. Ахтиа: Synnynkoira — tuonelan koira. virzi pidäy kuoltui itkie, eigä synnynkoirat haukutah toizelilmal mennez (uskom.). synnynkoirii neidizet kuunellas synnymmoanaigah, kus päi haukkuu, sinne päi miehel mennäh (KKS, V, s. 606) — «Собака Сюндю — собака потустороннего мира. Умершему надо причитание исполнить, тогда собаки Сюндю не будут лаять по дороге на тот свет. Собак Сюндю девушки слушают в сюннюнмуанайгу (на Святки), в какой стороне залает, туда и замуж выходить».

«Кривизна» в определениях как зимних, так и летних святок, возможно, говорит о происходящем в природе «солнцевороте», когда день начинает наращиваться или, наоборот, укорачиваться, т.е. солнце, как говорили в Вокнаволоцкой волости, выходит «из гнезда», в котором оно находится в дни солнцестояния. Однако, на этом схожесть зимних и летних святок не кончается, так как существует множество параллелей в обрядности обоих периодов (см. Конкка 1992). Приведем только один пример из Сямозерья, связанный с «поднятием девичьей славы»: synnymmuazolendaigah da veändöinaigah neidizet tieshuaroil rodniekkuviel valavutah päivännouzun ken (KKS, V, 606) — «во „время нахождения Сюндю на земле“ (в зимние Святки) и во время вияндёй (в летние Святки) девушки на росстанях у родников обливаются на восходе солнца».

Святочные ряженья и гадания заканчивались в крещенский сочельник, ведь тогда и «хозяин святок» покидал землю: vieristänny syndy lähtöv eäre taivahah (KKS, VI, 594) — «на Крещение Сюндю уходит на небо». Если в рождественский сочельник пекли «хлеб Сюндю» или блины ему «на портянки»: synnympiän rashtavoa vaste pastetah val’l’oi, synnynhattaroa (KKS, V, 606) — «в день Сюндю / сочельник Рождества пекут вальой, портянки Сюндю», то на Крещение ему надо было помочь отправиться на небо: pidäy synnyl porrastu pastoa vieristeä vas(t) kokkoi (lähtendysynnympeän) (607) — «надо для Сюндю лестницу испечь (т.е. лепешки коккой) перед Крещением (в день отправления Сюндю)». Synnympiän — - vieristeä vaste pastetah kokkoi; sanotah synnyl pordahat taivahah nosta kokkoi pastetah (606) — В сюннюнпяйвя перед Крещением пекут коккой; говорят (что для) Сюндю лестницу (делают) в небо подниматься, (для этого) коккой пекут«. Крещенье (vieristy), как правило, было уже полностью посвящено обряду освящения воды и купания в «иордане».

Буквальный перевод слова synnynmua — «земля Сюндю», где слово mua «земля» следует понимать в значении «мир», «свет» (KKS, III, 328-329) (ср. выражения типа «вся земля» = «весь (белый) свет»). Cлово же synnynmuanaigu (МА 1984, Костилов) буквально переводится как «время земли Сюндю»: synnymmoanaigah pidäz olla udzhviez mettshu, sid vil’l’äd rod’izih teräkkähäd. — «В сюннюнмуанайгу (Святки) если лес будет в инее, тогда хлеба уродятся колосистые» (Сямозеро, KKS, V, 606; МА 1984, Костилов). В Сямозерской волости записан еще один «уточняющий» или, скорее, описательный термин synnynmuazolendaiga, т.е. «время нахождения Сюндю на земле» (KKS, V, 606), который, судя по форме, достаточно позднего происхождения. В речи сямозерских карел в том же значении «время от Рождества до Крещения» зафиксированы также термины synnynaika «время Сюндю» и synnyinväli «промежуток Сюндю».

Практически повсеместно у ливвиков и людиков, но также на значительных территориях проживания носителей собственнокарельского диалекта, в Суоярви и Суйстамо, а также, по крайней мере, у поросозерских (МА 1984, Соймогора), ребольских (МА 1986, Ровкулы-Реболы), паданских, ругозерских и ухтинских карел (KKS, V, 606) был известен термин synnynpäivä (synnyinpäivy, syndynpäivä и др.) — букв. «день Сюндю» в значении «сочельник». Однако относительно последнего были и исключения. Например, в районе дер. Соймогора — Клюшина Гора Поросозерской волости synnyinpäivä приходился на 21.12 старого стиля. Сюндю здесь спускался на землю за три дня до сочельника Рождества (МА, 1984, М. Г. Михеева, 1901, Соймогора). Следует сказать, что на карте Карелии можно отметить несколько местностей, где зимние Святки, по рассказам старожилов, начинались за несколько дней или даже недель (как в Заонежье с 12.12) до Рождества.

Иногда Сюндю называли в сямозерских деревнях, как, впрочем, называл и Николай Лесков в своей статье, Большим или Великим Сюндю: Suurisyndy raštavoa vas(t) synnympeän tulou moal. Suurisyndy syöttäizeni nämil teähtyzil heittih tänne, pidäy hattaroa pastoa. Anna Hospodi tuonilmaistu si(j)oa, valgiedu roajuu, suurensynnym besodoa (KKS, V, 585) — «Великий Сюндю в сюннюнпяйвя (сочельник) перед Рождеством появляется на земле. Великий Сюндю-кормилец на этих звездочках спускается сюда, надо (ему) портянки (блины) испечь. --- «Дай, Господи (мне) места на том свете, белого (светлого) рая, беседы Великого Сюндю...» (из молитвы).

Великий Сюндю или Сюндю в представлениях и языке южных карел (сведения подобного рода имеются и из Тверской Карелии) приобрел значение Христа или Спасителя (СКЯ, с. 355), что, по мнению Яло Калима, было связано с днем Рождества Господня и поверьями о появлении Сюндю на земле именно в это время (Kalima 1928, s. 266). Следует заметить, что помимо Южной Карелии само понятие Сюндю и уподобление его христианскому божеству встречается и в севернокарельском фольклоре, например, в свадебных песнях калевальской метрики (в данном случае в величальных песнях, поющихся руководителю свадьбы «патьвашке», свадебному колдуну). Сюндю (в форме Synty или Synti) в них сравнивается со «Спасом» или даже приравнивается к Богу-отцу, верховному «небесному Отцу», причем он действует при изготовлении ритуального пояса патьвашки (имеется в виду метафорическое сравнение, подчеркивающее особую красоту и ценность вещи) вместе с Куутар и Пяйвятар, персонификациями луны и солнца (Holmberg-Harva 1929, s. 216). В эпической «Песне Создателя» (Luojan virsi — одна из версий ее была использована Элиасом Лённротом в последней руне «Калевалы»), в вариантах, записанных в Ребольской волости, рождающийся Христос сравнивается с «Божьим днем» и «зарей Сюндю», что опять же говорит не столько о сравнении Сюндю и Спасителя, сколько о сравнении Сюндю с Богом-отцом, творцом всего сущего, стадиально более ранним мифологическим персонажем (SKVR II, № 319-331).


Великий Сюндю, продолжение.


Ссылки в тексте

  1. Kokkoi — пышные продолговатые по форме лепешки из жидкого текста, которое замешивали на овсяной муке с добавлением ржаной муки. Отличались быстротой приготовления: „бросят в печку, тесто моментом поднимается“. Брали с собой на работы в лесу (МА 1984, Успенская — см. Список информаторов). Под тем же названием были известны у карел Северного Приладожья, Суоярви и Иломантси (KKS, II, 287).