Самые ранние мои сямозерские воспоминания связаны со старым карельским домом Титовых,
в котором мои бабушка Попова (ур. Белокурова) Анастасия Яковлевна и тетя — Панина Ольга Ефимовна жили около двадцати лет после того, как их собственный большой дом сгорел в 1946 году. После этой трагедии всю семью, кроме моей мамы, которая к тому времени уже училась и жила в Петрозаводске, взяла в свой дом младшая сестра бабушки — Титова (ур. Белокурова) Евдокия Яковлевна. Немного позже она привезла туда и третью сестру — Лебедеву (ур. Белокурову) Федосью Яковлевну, которая жила в Мурманске одна после расстрела мужа в 1938 году, гибели во время бомбардировки города единственной дочери Марии в 1942 и скорой смерти оставшейся без матери новорожденной внучки.
К тому времени, которое я уже помню, они жили в этом доме вчетвером, моя бабушка с сестрами и мамина старшая сестра — тетя Оля. Я гостила у них часто. Тогда мне еще не было трех лет, дом казался огромным, пороги — невероятно высокими, а лестница, по которой не разрешали спускаться одной, интересовала очень сильно. Она была такой удобной — широкие ступеньки, на которых можно было бы играть, и отполированные до блеска множеством рук деревянные перила, по которым хотелось скатиться, и такое интересное ограждение наверху — ведь там можно было пролезть между планками. Но, какая жалость — в коридор одной выходить было нельзя. Лестница в доме, действительно, очень основательная. Ступени сделаны из толстых досок до полуметра шириной, служат уже почти сто лет, и ничего им не делается.
Титова (ур. Белокурова) Евдокия Яковлевна, Лебедева (ур. Белокурова) Федосья Яковлевна, Панина (ур. Попова) Ольга Ефимовна. Ок. 1959.
Из коллекции Валентины Лутто. Но однажды бабушки все же недоглядели. Я была в комнате и наблюдала через дверь за бабой Настей, которая хлопотала на кухне. Дверь из кухни, как обычно в карельских домах, выходила в большой коридор на втором этаже. Ведра с водой стояли в коридоре, и бабушка время от времени выходила либо за водой, либо за чем-то еще, переступая через высокий порог. А я через этот порог тогда переходила совсем иначе: один шаг — на порог, второй — с порога за дверь. И мне вдруг захотелось переступить через порог как бабушка. Поскольку в опасный коридор меня одну не пускали, я взяла чашку и пошла «за водой». Бабушки не усмотрели в моих стратегических планах никакого подвоха, и мне удалось осуществить задуманное, правда с плачевным результатом в прямом смысле слова. Через порог переступить не удалось, ноги запутались, попытка пройти в дверь «по-взрослому» закончилась падением, разбитой чашкой и довольно глубокой раной на ладони. Я не помню боли, помню только, что было много крови и я орала на всю деревню. Кто-то из бабушек быстро сбегал за тетей Настей Гавройн. Анастасия Васильевна Акимова (ур. Попова) работала в Сямозере фельдшером. Она жила недалеко и пришла очень быстро, обработала ранку и сделала перевязку, очень ласково со мной при этом разговаривая и успокаивая. Рука зажила незаметно, но этот случай остался в памяти, как и небольшой шрам на ладони — на всю жизнь.
Моя бабушка Анастасия Яковлевна опекала меня очень тщательно. Когда я была в Сямозере, она всегда была рядом, хотя я не помню, чтобы она играла со мной. К сожалению мне не пришлось с ней полноценно пообщаться. Когда я родилась, ей было 66 лет, вскоре у нее развился склероз, которым она страдала много лет. Не пришлось поговорить с ней о ее детстве, узнать о своих прадедах и прабабушках, о том, какой была жизнь в Сямозере в ее молодые годы.
Сестру бабушки Федосью Яковлевну я звала, как мама, тетей Феней. Из сестер она была самой симпатичной внешне. Ей пришлось пережить потерю всей семьи. Об этом она ничего не рассказывала, о чем я сейчас очень сожалею. Мы почти ничего не знаем. Вообще бабушки не рассказывали о себе. То ли это связано со страхом за жизнь свою и близких и привычкой молчать со сталинских времен (многие из их предков были священнического рода), то ли просто тяжело было вспоминать. К сожалению, теперь уже не спросишь. То ли по своей природе, то ли переживания наложили отпечаток, но тетя Феня была довольно сдержанна. Я с ней общалась совсем немного и совсем не так, как со своей бабушкой или, особенно, с тетей Олей. Ее собственный уголок в доме был около двери в горницу. Там стояла большая никелированная кровать, над которой висели портреты, а у окошка — высокий комод с блестящими ручками. В комоде было аккуратно сложено белье и множество кружевных изделий. Тетя Феня великолепно вязала крючком. Очень красиво связанные скатерти, покрывала, накидки она дарила родным. Изделия до сих пор бережно хранятся в наших домах и напоминают о ней. А в одном из ящиков комода у нее всегда были шоколадные конфеты с лимонной начинкой. И она каждый раз, когда открывала этот ящик, давала мне конфету. До сегодняшнего дня вкус лимонных конфет сразу же напоминает мне тетю Феню.
Сестры: Лебедева (ур. Белокурова) Федосья Яковлевна, Попова (ур. Белокурова) Анастасия Яковлевна, Титова (ур. Белокурова) Евдокия Яковлевна. 1963.
Из коллекции Валентины Лутто.Как-то раз я с ней вместе была в сямозерском магазине. Тогда магазин был в том доме, где позже располагался клуб. Там были деревянные прилавки, как в магазинах в старых фильмах, а товары раскладывались на полках за прилавком вдоль одной стены. Тетя Феня купила продукты, какие-то еще нужные вещи, а мне — красивую куклу. Я ее назвала Катей. Только значительно позже, уже будучи взрослой, я поняла всю цену этого подарка. Ведь какую пенсию получали наши бабушки в начале 60-х? Копейки! Хороший чай не всегда могли себе позволить. А хотелось порадовать маленькую девочку, у которой, кстати, недостатка в игрушках не было. Но все равно хотелось. Наверное, своих дочку и внучку в это время вспомнила... А еще тетя Феня очень помогала бабушке растить моих двоюродных сестер, дочерей тети Оли, оставшихся без родителей после войны (отец пропал без вести на войне, а мать в сталинские времена была арестовала и до 1953 года находилась в лагере в Норильске). Но ко времени моих воспоминаний они уже были взрослыми.
Тетя Феня очень любила кошек. В доме Евдокии Яковлевны, или тети Дуси, всегда держали двух кошек. Но я в детстве была уверена, что это кошки тети Фени. Они спали вместе с ней на ее кровати, а если она сидела на стуле, сразу же прыгали на колени. Гладила она их основательно, сильно прижимая, как будто делала массаж. У кошек с каждым поглаживанием глаза выпячивались. Но, видимо, им это нравилось.
Еще она любила читать. Образование ее, очевидно, ограничивалось парой классов деревенской или церковной школы, ведь в конце 19 века в деревнях не очень-то занимались обучением девочек. А жаль! С таким интересом к любым книгам она наверняка могла бы достичь многого. Она с неизменным интересом читала абсолютно все книги, которые я когда-либо приносила в дом. Прямо ждала, когда я вернусь из библиотеки, и сразу же брала какую-нибудь книгу. Почему-то сама в библиотеку не ходила. Читала она по слогам, вполголоса, и была в это время полностью поглощена книгой.
Третья сестра — Евдокия Яковлевна была строгой, но справедливой. В таких правилах она когда-то воспитывала своих детей, а потом и внучек. За то долгое время, когда ее сестры и племянница жили в ее доме, а мы с мамой и взрослые дочери тети Оли приезжали в этот дом как в свой, она никогда, никому и ни разу не дала понять, чей это дом и кто здесь хозяйка, какие бы ни возникали разногласия, как бывает в любой семье. Но сестры Белокуровы были очень дружны и близки. Они росли с отцом, мать умерла рано, видимо, этим объяснялась их большая привязанность друг к другу. Они никогда не ссорились.
Продолжение...
Судавная Ольга в 11:32, 8 октября 2010 (EEST)
Валя спасибо. С удовольствием прочла твою новую работу! Очень трогательно...что-то внутри перевернулось. Еще больше люблю эту деревню, теперь уже не только за ее красоту,но и за людей.