Петровичи
Отжили свое: покосились и рушатся. Наследникам же, порой, проще на этом же месте новый дом построить, чем родительский восстанавливать. Старинная деревня, ожерельем опоясавшая берег огромного озера, некогда была центром поселения. Не так давно в её окрестностях располагались фермы и пастбища благополучного совхоза. Имелись и школа, и клуб, и почта, и амбулатория, и рыбопункт со своей рыболовецкой бригадой. Сямозеро щедро рыбой. Только все теперь в прошлом, кроме самого озера. Его величина, красота и не дают умереть деревне.
Уже немало нарядных дач появилось на широкой деревенской улице. На их свежем и бодром фоне особенно заметны потемневшие, посеревшие, покосившиеся, замшелые от времени, но, вопреки всему, стойкие деревянные аборигены. В их числе выделяется статью дом Петуховых. Далеко не дворец. Да и жили в нем больше ста лет — не баре, а простые люди, крестьянского роду-племени.
Во дворе высокого бревенчатого дома, с крошечными оконцами, давно не слышно голосов его многочисленных обитателей. Еще лет двадцать назад можно было видеть в распахнутом окне хозяина дома Федора Петровича Петухова. Бывало, проходя мимо, помашешь ему рукой, да и он махнет в ответ. Вот и все общение. Немолод уже был хозяин, одинок (жену похоронил, дети разлетелись по другим местам), и неохотно выбирался из своего жилища, по которому свободно разгуливала его живность — козы и овцы. Однако увидеть хозяина в окошке стало вроде как привычным ритуалом предстоящего короткого, но ежегодного отдыха в старинной карельской деревне.
Была наслышана, что нрав у Федора Петровича крутой и неровный. Из своего окошка он мог, ни с того ни с сего, такое соседу выпалить, что хоть в сельсовет жалобу пиши. Но все как-то побурлит-побурлит, да утихнет. Как рябь или волнение на озере. Будто оно, озеро, и убаюкивает здешних в целом миролюбивых и молчаливых жителей шепотом волн: «Да не со зла то, а так, а так, а так ...».
С «Петровичем», моим отцом, Петухов всегда находился в мире. Не потому, что оба Петровичи, и не потому, что отец — городской пенсионер, построивший будку на самом берегу, был приветлив и немногословен, полюбил деревенскую жизнь и честную рыбалку. Хотя и это имело значение. А потому, что оба бывших фронтовика воевали на одних фронтах, хотя и не встречались, прошли всю Великую Отечественную до Победы. А это обоих Петровичей сильно роднило. Было что вспомнить, о чем погрустить, кого помянуть иногда за чарочкой в банный день.
Давно нет на земле ни моего отца Владимира Петровича, ни сямозерца Федора Петровича, ни многих других их ровесников. А дом у дороги деревенского Петровича и будка на самом берегу городского Петровича стоят, как памятники обоим.
Илларион строил, Федор маршала возил
Недавно, приехав на недельку в Сямозеро, шла по знакомой до каждого метра главной деревенской улице, которая, понятное дело, называется Сямозерской. Дни стояли непривычно жаркие. На берегу радостно галдела купающаяся детвора; козы пощипывали травку на обочине; рыжие дворняги тявкали на проезжающие «лексусы» дачников; из труб топящихся бань курился ароматный дымок ...
А вот и дом Петуховых. Намытые окошки весело поблескивали на солнце. А распахнутое «петуховское» окно приветствовало тюлевой занавеской, вздувающейся от легкого ветра. У калитки, опершись на нее по-хозяйски, стояла, улыбаясь, симпатичная румяная голубоглазая женщина. Я и не заметила, как оказалась в гостях у неё — Зинаиды Федоровны — дочери Федора Петухова. Впервые очутилась в доме, который долго выглядел безнадежно оставленным. А дом, оказывается, не сирота. Теперешняя хозяйка его Зинаида, как и все Петуховы, местная, деревенская. Но так сложилось: давно живет в Подмосковье. Как только вышла на пенсию, стала на все лето приезжать в Сямозеро. Год, как не стало мужа. Одной вдове немыслимо поддерживать разрушающийся дом. Да и жить в этих стенах стало бы невмоготу, если бы не дети. Дочь, сын с женой и маленькой внучкой стараются продлить жизнь родовому дому.
Беседуем с Зинаидой в самой просторной комнате с большой русской печью. На старинном, еще прадедовском комоде, фотографии, вазочки, шкатулочки. В углу — икона, как и положено. На стенах — и пожелтевшие от времени фотографии, и новые. На одной, 1913 года — супружеская пара Петуховых — Петра Илларионовича и Федосьи Васильевны, деда и бабушки Зинаиды по отцовской линии. Дед Петр одет, как казак. Зинаиде запомнилось, что дед служил в казачьих войсках царской армии.
Среди семейных фото — несколько вырезанных из журналов и календарей портретов маршала Мерецкова. Тут и я припомнила: от кого-то слышала, что долгое время на фронте Федор Петухов — шофер по специальности — был водителем у самого Героя Советского Союза Мерецкова. В то время, когда будущий маршал в 1944 году руководил освобождением Карелии и Заполярья. Зинаида это горячо подтвердила, и дальше, рассказывая о том, что могла вспомнить из воинской биографии отца, называла маршала Мерецкова — кумира и легенду их дома, только по имени-отчеству — Кирилл Афанасьевич.
Да, возить по фронтовым дорогам человека такого ранга доверят не каждому шоферу. А именно такому классному, каким был Федор Петухов. Если прадеду Иллариону, который почти полтора века назад построил родовую «крепость», достались от бога золотые руки, то и его внуку Федору — тоже. И документы, подтверждающие это, нашлись. Правда, только те немногие, что сохранились: Красноармейская книжка «помощника командира взвода шоферов» Федора Петухова, несколько удостоверений о наградах: медалях за храбрость и боевые заслуги и ордене Отечественной войны ...
Зинаида по рассказам отца вспоминала, что Мерецков очень ценил своего умелого водителя, считал его «счастливым талисманом», убедившись в его умении лавировать на трудных военных дорогах, уходить от бомб, прорываться невредимым сквозь артобстрелы ...
«Смертельный номер»
Мало кто из деревенских знал и знает, каким героем был Федор Петухов на войне, что возил самого Мерецкова, что Федора Петровича принимали как самого дорогого гостя в доме маршала. А если бы и рассказывал, то не поверили бы ...
Зато о чудачествах уже пожилого земляка могли порассказать при случае. Да и сам он давал для этого немало поводов.
Похоже, главной частью своей долгой жизни Федор Петухов считал все-таки фронт и потом ударную работу в леспромхозах. А уж озеро он любил, как родину. Огромное, коварное и смертельно опасное для кого-то Сямозеро. По нему он мчался, на нем лавировал в шторма между высоких волн на своей простой деревянной лодке с мотором, так же отважно и умело, как по фронтовым дорогам за рулем машины. Озеро прощало Федору Петухову даже то, за что других отправляло на дно. Например, когда кто-то из городских друзей Петровича (моего отца) просил показать рыбное место, Федор Петухов, если был в настроении, не долго собирался. Быстро накидывал на себя ватную фуфайку, и еще две старых толстых фуфайки прихватывал. Когда устроившиеся в в петуховской лодке рыболовы видели, ЗАЧЕМ Федор Петрович прихватил с собой две фуфайки, то ретироваться было уже поздно. Ватным старьем Петухов ловко затыкал дырку в своей лодке. И ничего: возвращались невредимыми и с рыбой. Но, как говорится, этот «смертельный номер» Петухова и не пытайтесь повторить ...
Родовое гнездо
После войны супругам Петуховым пришлось на долгое время уехать из Сямозера, где для классного шофера не было ни работы, ни заработка. Федор Петрович устроился водителем лесовоза в Ругозерском леспромхозе. Жили в поселке Тикша. Там родилась Зинаида, там окончила первый класс. Потом семье удалось перебраться поближе к родной деревне: в лесной поселок Малая Сунна, в окрестностях которой тоже начались лесозаготовки. Петухов исправно возил из Суны на биржу в Эссойлу штабеля хлыстов длиной в 10-15 метров. Так прожили несколько лет. В пятый класс Зинаида пошла, когда уже жила с бабушкой в Сямозере. Потом бабушка заболела, и родители навсегда вернулись в деревню.
В доме, состоявшем из двух половин, места хватало всем: и супругам Петуховым с пятью детьми, и старикам-родителям, и гостям, и немалому числу домашних животных. В петуховском необъятном домище было аж три русских печи. Одну, действующую по сей день, я увидела во всей её первозданной красе. А руины двух других мне показала Зинаида. Такое жилище одной печью обогреть было бы невозможно.
По подсчетам Зинаиды Федоровны в их родовом гнезде появились на свет или прожили семь поколений Петуховых. Старший, конечно, сам строитель прапрадед Илларион Еремеевич. Младшая в семействе малышка Ярослава живет с родителями в Москве, а на лето приезжает сюда, на свою малую родину.
Когда мы с Зинаидой осматривали их древние хоромы, она приговаривала: «Так натопаюсь за день, что ног под собой не чую ...». Размеры традиционного карельского жилища впечатляют. Но размах сей — от нужды. В северных деревнях, где «девять месяцев зима», дома строили так, чтобы они лучше хранили тепло и чтобы лишний раз не выбегать на мороз. В главной комнате, где мы уютно беседовали с хозяйкой, светло от пяти окошек. Маленьких, чтобы не надуло в пургу.
Первый этаж — для хозяйства: погребов, сеновала, ям для хранения снеди, хлева, курятника и прочего. Рыбу хранили во льду. Для сямозерцев рыба, особенно ряпушка, — до сих пор любимое блюдо. Мясо на втором месте. Его зимой хранили на чердаке тушами. — Помню, забьет отец барана и на чердаке повесит. Утром пойдет туда с топором, отрубит кусок, потом раскрошит помельче — в чугун, и в печь ... — рассказывала Зинаида. На втором этаже три жилых комнаты, чулан. Больше всего поражают своими размерами сени. Верхние и нижние. Из сеней можно попасть в любое помещение дома, кроме конюшни. В сенях, верхних, и нижних, иногда устраивались и на ночлег, а дети играли в прятки.
Кроме русских печей, почетное место в карельских домах занимают лежанки. На вид — это широкие низкие печки. На них не готовят еду, а только отдыхают и спят. Случалось, рожали детей. Чтобы лежанка не остывала, подбрасывают поленья в маленькую топку. Зинаида показала мне новую лежанку, построенную уже детьми на месте старой, столетней. Новая отстроена и отделана современно, под красный кирпич. Но прослужит ли так долго и верно, как старая, сложенная из добротного кирпича-сырца, скрепленного целебной глиной, намоленная радостями, страданиями и чаяниями домочадцев? Зинаида заметила со слезой в голосе, что у старой лежанки прощения попросила, когда ту разбирали: «Сколько нашей семье она помогала, сколько наших недугов отогревала! Я низко поклонилась ей на прощание!».
***
Много чего припомнила Зинаида Федоровна о своих предках. Слушала её и жалела об одном: столько раз проходила мимо этого дома, столько раз видела в окошке Федора Петровича Петухова, и ни разу не догадалась зайти в гости. А ведь было о чем порасспрашивать старожила. Хотя и не знатен, и не знаменит. Зато узнала бы из первых уст, что сам маршал доверял ему свою жизнь. К тому же, незнаменитых Петуховых, Ивановых, Петровых, Сидоровых и прочих в России куда больше, чем знаменитых. На них, если не все, то очень многое в жизни и держится. На их простоте, сноровке, трудолюбии и безоглядной любви к родному крову, что в двух шагах от вечности. Если, как в нашем случае, иметь в виду огромное озеро с морским характером, озеро, с которым они всегда в ладу.
Agatha в 20:44, 12 января 2012 (EET)
That's really tinhikng out of the box. Thanks!