Материал из Сямозеро.ру

Галина Васильева: Гармонистка


Garmonika.jpg
«Словно березки апрельские
Женщины наши карельские»

Особенная она — эта тихая женщина, но с характером сильным, карельским.

Осень на дворе, осень в судьбе, но такая красивая, благородная, наполненная музыкой и песнями. Еще совсем недавно карельская девушка с берегов живописной Ангенлахты, срывая аплодисменты, выходила с частушками в пляс на районном конкурсе «Карельская семья».

Мария Павловна Григорьева родилась в деревне Чуралахта 17 мая 1941 года. После войны она жила в Ангенлахте с мамой и сестрой Клавдией. Папу, Кожиева Павла Кузьмича, убили в военном сорок втором в боях под Медвежьегорском. Семья в годы войны была на Урале. После войны мама работала на железной дороге в Сяньге.

Мария Павловна вспоминает:

«Вернулись в большой отцовский дом, в котором даже окон не было. Он один уцелел, и в нем какое-то время жила вся деревня. Люди потом еще долго жили большими семьями, так было легче пережить голодные времена. А тогда в доме были и совсем посторонние. Они жили за перегородкой, ходили по досочкам. В доме надо было ходить осторожно, чтобы вниз в конюшню не упасть. Сейчас этот дом навещается только летом.

Детства не было, даже в школу пошла на год позже. Сидела на печи — нечего было обуть на ножки. В школу ходила в галошах. Сосед Генка Гагарин раньше пошел, попал в русские классы, а я на год позже и попала в финские. Директором был Занин Василий Григорьевич. С шестого класса я изучала уже русский, он был у нас как иностранный язык. Беру в библиотеке книгу на финском, а мне не дают — читай на русском! Очень тяжело было после финского учить русские буквы. Учителями у нас тогда были Воронова Ольга Андреевна, Ермолаева Анастасия Ильинична, Кивилев Иван Иванович.

Мама с утра уходила на работу, шесть километров шла пешком по лесу. Она работала в сельпо, потом в больнице. Была разнорабочей, санитарочкой. А я, малышка, в школу ходила во вторую смену пешком с мешочком. Обратно иду в семь часов вечера, темно, лес шумит, снег, озеро долго не замерзало. Идешь одна, боишься. А мама говорит: «Я ж не боюсь, и ты не бойся».

Семь классов в Эссойле, в Вешкелице три года училась, потом в медицинском училище. Вся жизнь потом в Эссойле. Замуж вышла за Григорьева Михаила Васильевича, свадьба была в Проккойле. У меня бабушка из Соддера, поэтому я его немножко знала раньше. Когда сватали, везли с Ангенлахты, на лошади до Эссойлы, а брат супруга Григорьев Федор Егорович привез в Проккойлу. Народу было много, родственников много, богатая свадьба была.

С мужем я познакомилась, когда была в командировке в Новых Песках. Потом он в Эссойлу стал приезжать. Звал меня «крошкой». Мама и бабушка выбору моему были рады.

Работы всегда было много очень. В воскресенье — стирка, уборка. Это все на девочках. За козами смотрела. Молочко своё было. Мама пекла каждый выходной калитки, суп варила в русской печке. Колхоз наш был рыбацкий, ловили много рыбы. Ряпушку по 40 копеек покупали корзинами на зиму у рыбаков. Дети чистили, мама солила. Бочками запасали ягоды — бруснику, чернику, голубику. Мерзлую картошку собирали на полях.

Электричества не было, только керосиновая лампа. В Эссойле был специальный отдел, где продавали керосин на 20-линейные фонари (крупные с фитилями) и на 10-линейные прямые. С фонарями шли в темноте на работу. Света в Ангенлахте никогда не было, нет и сейчас.

Дрова в мае заготавливали обычной ручковкой. Сами с мамой валили деревья топором. Зимой дрова на саночках по берегу тащили. Сани большие, но легкие. Со временем, когда жить стало полегче, в доме лежанку сделали.

Мебель в доме была самодельная, добротная. Посудники, буфеты — наверху посуда, внизу ящики для белья. Сундук в доме до сих пор хранится. А вот кровать большую жаль, отдали ее без нашего разрешения. Из посуды были чугунки всех размеров. А ведер, утвари было мало. Помню, мама ночью даже за водой ходила — всегда полы в чистоте держала. А наряды родителей мы все на хлеб обменяли, только одну красивую бархатную юбку мама перешила старшей Клавдии, которая уже бегала на танцы в Угмойлу.

Трудно было жить, но ругани не было. А пьянства, как сейчас, не было в помине. Если бранили, то по-карельски говорили о девушке: «Касикой». Вольная, мол. А хвалили словом «Молочу».

Два раза в год, 6 мая и 9 декабря, в деревне отмечали Егоров День. Часовня была хорошая. Все туда приходили в новом и чистом. Часовня никогда не закрывалась. На праздник все что-то приносили — кто шерсть, кто угощение. Это потом за копейки можно было купить. Так помогали друг дружке жить. Узлами приносили, узлами брали.

Тяжелое бремя продналога было. На лодке везли сдавать государству молоко и что есть в хозяйстве, иначе все конфисковали. В основном выращивали картошку, свеклу, лен растили. А вот курочек — нет, не брали. Яйца не ели.

Любили ходить вечерять. Каждый вечер в разный дом. Помню, мама наказывала принести из погреба ягод, смешать с песком , толокном — до чего же вкусно было! Мороженые ягоды из погреба оттаивали на плите. Толокно делали сами, молохи да мельницы были домашние.

Вспоминаю молодость. Бывало, 8 марта соберемся в доме у кого-нибудь, детей спать положим и веселимся. Бражки немножко наварим, вальс станцуем, кадриль. А сколько смеха, радости! Но долго гулять нельзя, завтра на работу.

Певунья у нас была — Евгения Васильевна Волкова, голос отличный. Романсы исполняла. А пели мы такие песни: «Когда б имел златые горы», «Ой рябина, рябина», «На позицию девушка...», «Катюша», «В одном красивом месте, у берега реки...».

Муж сестры играл на гармони. И моему мужу друг, Лупов Юрий Петрович, гармонь подарил. Я тоже играть научилась, так и не расставалась с гармонью. Сейчас, как душа запросит, тоже играю. Внуки стесняются, так я играю, когда одна. А нет-нет и попросят бабушку, тогда я им играю. Гармонь — это сердце моё. Ведь папу совсем не помнила, но мамины рассказы, как он любил гармонь, как новую перед войной купил, помню. А сейчас у меня гармонь — это подарок Анны Григорьевны Тарасовой. Хорошая, хотя звуки уже не те. Но нет-нет, да и сыграю задушевную, что по сердцу...»

Вот такую историю услышала я от нашего ветерана, бывшего стоматолога-протезиста Марии Павловны Григорьевой. Ей уже за 70, а она и сегодня в трудах и заботах. Все сама, своими руками. В доме у нее цветы, уют, чистые красивые половички. Она не расстаётся с гармонью и песней, живет в ладу с деревенскими обычаями. И по-прежнему молоды и прекрасны глаза и чистая душа карелочки озерного края.

 Г. Васильева, 2013,