Рассказывают, что Сямозеро посещал сам Петр I . Якобы, окончив свои важные дела, царь-батюшка заглянул на огонек в карельскую избу. Там он якобы не обидел радушных хозяев: «откушал» ароматной ухи из судака, выпил не одну чашку чая из медного самовара, да и деревенской банькой «по-черному» не пренебрег ...
Здешнюю экзотику давно открыли и оценили люди, делающие кино. На берегу Сямозера, в деревне Сяргилахта в семидесятые годы снимался знаменитые на весь мир «А зори здесь тихие». В старинной деревеньке Руга, что на том же берегу, снимали «Холодное лето 53-го» с Анатолием Папановым в главной роли. И в самой деревне Сямозеро тоже снимали кино. Не в последний раз, наверное. Ведь здесь еще не выветрился дух исконной северной деревни, и живы пока старожилы. В «приснопамятные», как принято говорить, времена сельскую тишину чаще всего нарушали звуки доильного аппарата с фермы и сытое мычание возвращающегося с пастбищ стада. Нынче же деревенскую улицу оживляют лишь редкие стайки коз и овец, да ленивые от скуки дворняги. Здесь не так уж и давно располагалась животноводческая ферма совхоза «Эссойльский, и успешно промышляла в богатом рыбой Сямозере рыболовецкая бригада. Были в одноименной деревне и школа, и клуб, и почтовое отделение ... Сегодня от этих «признаков цивилизации» уцелел лишь магазинчик. Старые родовые дома, пережившие несколько поколений своих владельцев, и вросшие в землю баньки, с выщербленными озером пирсами — единственные молчаливые свидетели далекого прошлого. Возле этих по-своему величественных строений со следами былой красоты (резные наличники на окнах, высокое крыльцо с широкими ступенями) теперь уже строятся дети, внуки, родственники сямозерцев. И дачники, конечно, облюбовали эти места за их первозданную тишину, близость к богатому озеру, временами напоминающему море. Аборигенов новоселы почитают, с уважением посматривают на их древние, но толково построенные жилища, много лет простоявшие в ладу с природой и здешним неласковым климатом. Современные постройки, конечно, в тысячу раз комфортнее. Но, во-первых, проверку на прочность «хоромы» еще не прошли, а во-вторых, душу греют именно дома-старожилы. Они печальны и мудры, будто намоленные иконы. Только они могут растревожить совесть, напомнив о тех, кого уже давно нет, но без кого не было бы и нас. Ведь почти все мы, если покопаться в прошлом, найдем свои деревенские корешки. НЕ потому ли рано или поздно так тянет «на природу», к закатам, восходам, радуге в небе, простой деревенской пище? Не потому ли и маленьким городским детям летом в деревне не скучно? Разве может быть скучно на берегу огромного, таинственного и очень красивого озера, которое плещется, «разговаривает» почти что под твоими окнами? В шестидесятые годы отец зачастил в эти места, что в пятидесяти семи километрах от города, порыбачить. И лучшего отдыха от кабинетной работы для него не стало. Не только потому, что Сямозеро одаривало свободой, тишиной и рыбой: на удочку попадался судак, сиг, лещ, крупный окунь и ряпушка. А потому еще, что завораживало ... Оно, как живое существо, то таинственно и непредсказуемо. То спокойно и неподвижно серебрится на солнце, будто пролитая ртуть, то приветливо переливается, отражая небо, то величаво катит к берегу ровные теплые волны ... А то вдруг внезапно потемнеет, станет недобрым, штормовым, опасным. Закаты и восходы над Сямозером пылают такими алыми или нежно-персиковыми красками, что кажутся нереальными. И тишина здесь до звона в ушах, и терпкий, волнующий аромат карельской старины в самой деревне, и уютный запах топящихся банек на берегу, и едва уловимый — парного молока (где-то хозяева доят коров), жареной рыбы (у кого-то добрый улов), наколотых дров, свежего сена ...
***
Рыбача на Сямозере, отец подружился с местным жителем-карелом, почти не говорившим, но понимавшим по-русски. Прозвали его почему-то «дед Кутька». Он и позволил «Петровичу» (так, по отчеству дед-хозяин стал называть моего отца) сначала оставлять лодку, затем построить избушку на самом берегу, возле хозяйской баньки. Места хватало. Далеко еще было до нынешнего дачного бума. Когда папа вышел на пенсию, то, можно сказать, почти переселился в деревню. О чем, наверное, давно и мечтал. Немногословный, спокойный, неприхотливый в быту отец — бывший фронтовик — во всем знал меру. Таких деревенские уважали. К слову сказать, свою рыбацкую избушку, которая и до сих пор, 40 лет уже, стоит в пяти метрах от воды, он соорудил по всем правилам карельской деревенской архитектуры. У избушки надежный для болотистой почвы фундамент, не дает ни просесть, ни подгнить от сырости. Неказистое с виду маленькое строение держится на трех правильно поставленных камнях-валунах. Просто, толково, надежно и дешево. Такой фундамент посоветовали местные старики, и отец их послушался. В собранном из досок и всякой деревянной мелочи домике, который в нашей семье называют просто «будкой», за четыре десятка лет перегостило столько народу, сколько во всей деревне за это же время не наберется. Главным, конечно же, удовольствием оставалась рыбалка. Почти всегда удачная, и оттого «будка» по выходным и летом, и зимой была забита заядлыми рыболовами до отказа, а кому места для ночлега не хватало, те палатки рядом ставили. Отец любил такие «лагеря». Знал меру ... Оказывается, это необходимо, чтобы жить в дружбе и взаимопонимании не только с деревенскими жителями, но и с таким непростым, капризным явлением как озеро Сямозеро. А оно способно на всякое. И наградить добрым уловом умелого рыбака, и безжалостного наказать, в худшем случае, поглотить в своих пучинах неосторожного, бесшабашного, алчного и тем более того, кому «море по колено». К «Петровичу» озеро было настроено дружески, потому что он его умел слушать. Даже когда перегруженная нашими гостями деревянная «моторка» отца попала во внезапно разыгравшийся шторм, он, заботливо укрыв позеленевших от ужаса своих пассажиров плотной накидкой, так ловко лавировал между волн, что все окончилось благополучно. И скоро, уже в будке за чаем, все наперебой рассказывали о том, как они «не струсили». Отец же, улыбаясь, слушал храбрецов так, как будто не ОН только что всех спас, а кто-то другой. Ни «Кутьки», ни «Кимки», ни «бабы Тани», ни многих других сямозерцев давно нет на земле. Нет и папы, оставившего нам с братом, нашим детям и внукам возможность пожить у озера.
***
Когда-то не верилось, что подолгу смотреть на водную гладь, на закаты, бродить по сонной деревенской улице может быть не скучно. Но пришло время — и все изменилось: в красках заката различаешь уже больше оттенков, и радуге в небе радуешься, как дитя ... Теперь только, шагнув в зрелую половину отпущенных Богом лет, по-настоящему могу понять и разделить чувства папы, находившего душевный покой у этого огромного озера с морским характером.
Временами, когда на Сямозере шторм, оно действительно похоже на море. Оно на самом деле велико для обычного озера: местами глубина его доходит до 25 метров, длина — 25 километров, ширина — 15 километров. Масштабы уже говорят о том, что с ним шутки плохи. Что давно проверено не только любителями рыбалки, но и путешествующими по Сямозеру на байдарках и всевозможных катерах и лодках. Однако желающих состязаться с водной стихией, принимающей в погожие дни смиренный облик голубой глади, в которой купаются облака, по-прежнему немало. Легко обмануться и попасть в беду. Поэтому местные жители далеко от берега не уходят: удят рыбу с лодок, неподалеку. Или «отсиживаются» на ближних островах. Ловят окуня, плотву, леща, налима, щуку на обычные и донные удочки, спиннинг и самоловки. Не жадничают: на уху поймают — и домой. А молодых, крепких, азартных приезжих и туристов столь скромный улов, понятно, не устраивает. Они уезжают рыбачить подальше, и добычи привозят намного больше. И какой! На дне их причаливших к берегу лодок бьются, доживая последние мгновения, сиги, судаки, лещи ... Тут уже речь не о простой ухе, а о королевской — тройной. Кто такой хоть однажды лакомился, не забудет никогда. Как говорят местные карелы: какую рыбу поймаешь, такую уху похлебаешь. Между прочим, уха по-старокарельски варится по особому рецепту. Сначала в кипящую воду кладут нарезанный картофель и луковицу. Когда вода закипит снова, опускают мелкую рыбу целиком (чищенную, конечно), причем у окуня чешую не снимают: от нее навар хороший. Затем сварившуюся мелочь вынимают, и в кипящий бульон кладут куски крупной рыбы — судака или сига. В конце варки добавляют лавровый лист и перец. Это двойная уха. В тройной же, соответственно, три закладки или три смены рыб. Сначала — ерши, плотва (у плотвы отрезают голову, иначе уха будет горчить) и прочая мелочь, затем — окуни. И, наконец, в бульон попадает благородная рыба — судак, сиг или лосось. Такую уху не едят, а вкушают, причем сначала — в полном молчании, потому не оторваться: вкусно до головокружения! На рыбалке уху готовят, как водится, на костре. Обычно — из большого количества рыбы, без всякой приправы, кроме соли. И пьют ее из кружек. В уху из плотвы во время кипения бросают 2-3 березовых уголька, чтобы снять горечь.
***
Сямозеро не скудеет: северный его берег — место нерестилища рыб разных пород. И ловится она легко. Только из местных уже мало кто рыбачит: постарела деревня, рассохлись — некому чинить — деревянные лодки. Потемнели и покосились от времени родовые дома. Иные и вовсе рухнули, или их снесли наследники, дачники, чтобы поставить новые и по-новому. Уже — не по-старокарельски, а, скорее, по-новорусски, с размахом.
В старых карельских домах — маленькие окна. Это не прихоть, а необходимость для северян: с маленьким окнами легче удержать тепло в доме. Теперь такой нужды не стало. Современные стеклопакеты, прочные крыши, печи и обогреватели защитят хозяев от холода даже в жестокую стужу, даже в заметенных снегом деревнях, обосновавшихся на берегу Сямозера аж четыре века назад. В Кяргила, в Ахпойле, в Корзе, в Метчелице, в Рубчейле, в Сяргилахте, в Лахте и Руге. Всюду, где городские жители облюбовали места для строительства дач. Сюда привлекает и развитая сеть дорог. Глухим этот край не назовешь.
Подслеповато, устало смотрят на мир помутневшими глазами-оконцами отжившие свой век деревенские строения. С ними тихо уходит в мир иной и сама исконная деревня Сямозеро. На ее месте растет новая — с дачным характером. Но деревенская дорога на главной улице, — прежняя, с неизменными лужами после дождей. По этой улице, изогнутой, будто подкова, вдоль озера так, что с одного конца деревни виден другой, перебегают пугливыми стайками овцы; козы неспешно бродят вдоль банек ... А то вдруг с пронзительным лаем выскочит из чьего-то двора лохматая «моська», судорожно тявкая вслед незнакомцу, велосипеду или автомобилю. Крупные же здешние дворняги держатся степенно, молчат и наблюдают, но всегда готовы постоять за себя и свою территорию. В пятницы, субботы и воскресенья, когда деревню активно навещают родственники из города, дачники, — топятся баньки, попыхивая ароматным дымком. Возле них или на мостках и пирсах возятся с незатейливым скарбом (тазиками, ведрами, домотканными половиками) хозяйки этих банек. В деревне, некогда бывшей центром поселения, от прошлого величия осталось лишь несколько старых карельских домов — статных, бревенчатых, с небольшими оконцами, украшенными резными наличниками. Строения потемнели и «поседели» от времени, много раз осиротели, оставшись без хозяев, но продолжают устало смотреть потускневшими глазницами окон на ту же дорогу, то же озеро, те же закаты и восходы. В самый старый в Сямозере дом Петуховых все реже приезжают летом московские родственники. Напротив, в крепком пока еще родовом доме Лапиных жизнь поддерживают, помогая старикам, молодые наследники. Магазинчик в деревне — центр общения. Старики живут рыбалкой, сбором грибов и ягод, огородами. Те, кто помоложе, находят заработок в крупном селе Эссойла — нынешнем центре поселения, что в десяти километрах от деревни. Там есть и стройка, и небольшое производство молочного и мясного профиля, пекарня, клуб, аптека, школа ... С товарами в сямозерском магазинчике не бедно, привозят его в основном из Эссойлы. Достопримечательностью магазинчика года три назад стала небольшая библиотека, собранная с миру по нитке или всем миром. Продавец — она же и библиотекарь. Книги выдаются строго по записи. Их немного, подобраны стихийно. «Красных дьяволят», например, так несколько экземпляров. Нет здесь модных детективов и «фэнтэзи». Зато русская, зарубежная и советская классика, так вышло, представлена солидно. У здешних мужичков, которым магазин интересен явно не книгами, появилось «интеллигентное» выражение: «Сбегаю за пивом в библиотеку».
***
Напротив магазина много лет прочно стоит дом самого многочисленного сямозерского семейства — Молошкиных. Супруги Семен Петрович и Роза Васильевна в свое время перевыполнили программу по демографии, произведя на свет много девочек и мальчиков. Дети выросли, построили в деревне свои дома. Не так давно не стало Розы Ивановны, доброй, голубоглазой, белокурой, поившей полдеревни молоком от своих двух коров. Отчий дом Молошкиных без хозяйки притих, поскучнел. Но по-прежнему открыт для людей. Не случайно с него и начинается эта деревня. Что же все-таки не дает ей умереть, как многим, на нее похожим? Наверное, редкая красота, сильный характер и богатство озера, у которого она родилась и кормится. Новых домов на старой улице все больше.
Наталья Беляева-Амосова в 16:00, 10 августа 2013 (EET)
По окончании девятого класса мы сдавали два экзамена(эксперимент),на одном из них меня и других девочек выбрали для съемки в массовке в фильме"А зори здесь тихие..".Мы провели в д.Сярьгилахта целый день.Нас одели в платья сороковых годов.Мы стояли на берегу озера и провожали мужчин.Кадр в фильме занимает несколько секунд,а съемки шли целый июньский день!