После Пасхи старый Макар (*) заболел. Кряхтя, слез с печи. Уселся на крышке подполья, подтянулся, на ощупь достал домотканые суконные штаны с вешалки и натянул на себя. Сунул ноги в опорки, хотел подняться, но снова сел. Слабым голосом попросил невестку: «Помоги спуститься на улицу».
Невестка проводила его на берег. «Садись потихонечку на завалинку, солнышко здесь греет теплее,» — сказала она.
Еле передвигая ноги, Макар поднялся, подставил грудь свежему ветру и долго молчал. Потом проговорил: «Не понимаю, как можно жить без озера? Здесь ходил босиком... Здесь вся жизнь прожита... Сколько всего было! Помню: у Азанаволока рыбачили с отцом, на Родин луде ловили судаков в крупноячейную сеть. А зимой? Зимний невод — это вам не игрушка! Пропешишь 5-6 лунок в лютый мороз — только пар с лысины идёт. Стряхнёшь сосульки и продолжаешь пешить. Неет, эти так не могут».
Повадки озера Макар знал как самого себя. Погоду предчувствовал по смене рыбы в улове да по карканью ворон. Послюнявив палец, безошибочно определял — будет ли дождь.
И добавил: «Даа! Отец хороший был учитель, два раза одно не говорил, мог и ремнём сыромятным пригрозить. А как он ловко плёл дели для невода! Всегда отец говорил: «Озеро нас кормит и поит, и даже в лес наши дороги идут через озеро».
Но пора обедать! Макар подтянулся и долго-долго смотрел на озеро: «Azaniemi... Udruniemi... Angenlahti... » — повернулся, махнул рукой. Из глаз покатились слёзы.
Ночью Макар умер. Похоронили его в крестах, под старой сосной.
Такие вот наши деды.
